Интервью с режиссером Петром Зубаревым: Когда забывают, что такое живой театр, то начинается извращение

Режиссера и актера театра «Желтое окошко» из небольшого городка Мариинска Петра Зубарева знают театралы из самых разных городов. В 2006 году он выиграл в Петербурге национальную премию «Арлекин», и с той поры регулярно участвует в крупных фестивалях в Москве, Петербурге, Перми, Норильске… А в Томске Петр точно в особом представлении не нуждается. Он привозит свои спектакли в наш город еще с конца 1990-х, и на его гастроли раньше в «Ку-кушке», а затем в «Открытом небе» и «Скоморохе» сложно достать билет (ситуация для Томска редкая). Более того, часть зрителей, чтобы познакомиться с театром поближе начинают ездить в Мариинск на спектакли.

Петр считает Томск своим любимым сибирским городом. Здесь он поставил несколько спектаклей – «Самая красная шапочка», «Узелок со сказками» и «Врунов» в ТЮЗе, а сейчас работает над новой постановкой в театре для детей и юношества в Северске. Недавно Петр принял участие в ток-шоу «Естественный отбор», посвященному скандальной ситуации сложившейся в томской культуре. С этого злободневного момента я и решила начать наш разговор.

!cut

- Петр, почему тебя, человека из другого города, зацепила ситуация, касающаяся томского ТЮЗа, и ты даже принял участие в ток-шоу, посвященному этим проблемам?
- Театр, театральное творчество - это моя территория, и на ней в последнее время не только в Томске, а по всей стране стали появляться антиприродные явления. Они не раскрывают, не вдохновляют зрителя, а, напротив, разрушают его вкус, отвращают от театра и от искусства вообще. Здесь я увидел противоестественное в спектакле «Анна Каренина». Я против того, чтобы театр разрушали как снаружи, так и изнутри: бесчеловечной режиссурой, уничтожением актера, зрительского вкуса, каких-то духовных начал и ценностей. Когда я вижу, что это происходит, мне хочется встать на баррикады и взять оружия. !cut

- Поясни, пожалуйста, как режиссер, актер, человек театра, в чем ужас «Анны Карениной»?
- Во-первых, я считаю, то, что закладывал автор в это произведение, оказалось вывернуто наизнанку. Лев Толстой писал о людях, которые по-разному прошли путь любви, в частности, про Анну Каренину, которая не смогла разделить свою честную, настоящую любовь на всех тех, кого она любила, и в результате погибла. Для меня это еще  и книга о Левине, линия которого в романе заканчивается большим открытием: он начинает видеть Бога во всем, в каждой точке мироздания, в каждой травинке, букашке. А в спектакле Лавренчука мы  вместо несчастной женщины видим холодное, мерзкое существо, оно, по мнению режиссера, виновно во всех вселенских бедах. В финале Лавренчук женщину казнит. А линия Левина в спектакле заканчивается тем, что он видит своего ребенка и не испытывает ничего, кроме гадливости - такое первое и последнее открытие. Это момент, доказывающий яростную борьбу режиссера с автором, причем автор-то беспомощен, он не может ничего сказать в ответ.
Во-вторых, речь идет о полном уничтожении актеров и актерского мастерства. Актеру запрещают общаться с партнерами, в итоге в спектакле нет никакой жизни, а только абсолютно жесткая «карабасовская» режиссура. Есть один кукловод и множество кукол. Я уверен, многие актеры не понимают, что они делают в этом спектакле, как я не понимал, что я смотрю. А другие, возможно, счастливы такой работе, поскольку все просто и понятно: за тебя расписали траекторию шагов, отстроили уровень звучания твоего голоса и показали точку, куда надо смотреть.
В-третьих, сама позиция режиссера, художника, который 3,5 часа издевается над женщиной и ее унижает, для меня причина считать этот спектакль противоестественным, чтобы не признавать его искусством. На мой взгляд, этого вообще не должно существовать в природе. Если произведение искусства должно возникать по подобию творений природы, то в природе такого нет. Это извращение.

- А есть ли смысл как-то бороться с подобными явлениями? Нужен ли вообще театр, если с ним происходит что-то странное?
– Начну издалека. Почему на мой взгляд, появилось это так называемое «новое искусство»?  Вообще ничего не может быть новым. Дело не в моем ретроградстве. Что значит новый камень, дерево, человек в природе? Развивать себя, открывать в себе новое – это одно. Но у человека же не вырастет хвост, рога, еще одна пара рук, а если вырастут, то это уже будет урод. Это наша несостоятельность: нам надоедает быть людьми, и мы сами хотим быть уродами. Если мы забыли, что такое настоящий, живой театр, то начинается извращение, и надоедает быть просто театром. Нестранно, что надоедает - одинаково безобразен и просто мертвый театр, и извращенский. Не надо никакого нового театра: в театре столько возможностей делать открытия, изобретать внутри театральных законов новые формы (но внутри, а не выворачивая их наизнанку). Так стоит ли кого-то спасать – если театра нет, а речь идет о сборище случайных людей, то и спасать нечего, он все равно умрет. В стране множество мертвых театров. Сначала я тоже поддался общей панике, когда начались переходы театров на новые условия существования, а сейчас думаю: пусть умирают, как динозавры. И не нужно спасать театр, где есть команда, идея, какое-то направление, есть силы работать. Он сам будет жить и творить, и никакая зараза ему не страшна. Наверное, сработает естественный отбор.

- Теперь, когда мы поговорили об этих актуальных проблемах, расскажи, что ты сейчас ставишь в Северске?
- Сказку В. Маслова для ребятишек приблизительно младшего школьного возраста, она называется «Иван царевич, серый волк и другие», это веселая скоморошья история про Ивана и серого волка, который наставляет его, неразумного. Премьера случится 6 июня.

- Ты поставил в Томске несколько спектаклей. А что для тебя постановка в чужом театре?
- Это всегда психологическая травма. Дома я ставлю спектакль 8-9 месяцев, все постепенно, все ошибки учитываются и искореняются. В случае с выездной постановкой у тебя есть месяц, и тебе надо сделать все. Бедные актеры гонятся за твоими ритмами. В результате как-то что-то получается, а дальше уже вопрос заинтересованности актеров и моего умения их увлечь. Получился ли у нас контакт, или мы остались в холодных профессиональных отношениях. Если получился, то хорошо, и спектакль тогда получится, а коли нет, то постановка окажется неудачной, актеры до конца не поймут, чего ты от них хочешь.

- Расскажи о своем театре «Желтое окошко» для тех, кто не бывал в Мариинске.
- У нас в театре команда. Мы собрались вместе давным-давно, вместе росли, искали, экспериментировали, и нас связывает не только театр, но и общие интересы. У нас общее направление, есть доверие друг к другу, все понимают, куда идут и зачем. Все очень работоспособные и легкие на подъем. Еще у нас свой авторский репертуар. Спектакли, идущие в нашем театре, сделаны по нашим, так сказать, пьесам (они не записываются на бумаге, а существуют только в головах исполнителей). Таких спектаклей у нас более 20.

- Сначала Мариинск был совершенно не привычен к театру?
- Да, 20 лет назад пришлось начинать с нуля, в городе не было понимания, что такое театр. Местная ребятня называла его цирком, а иногда мальчишки забегали и просили «включить» театр. Сейчас, слава Богу, мы наработали свою аудиторию, ее воспитали, научили быть ее театральным зрителем, научили город, что есть спектакли для малышей, и не надо вести крошек на спектакли для 7-летних, а 7-летних, в свою очередь, не надо вести на взрослые, и так далее.

- Бытует такое мнение, что театральные фестивали – вещь очень субъективная, и «просто так» награды на крупных форумах не выиграешь. Но ты однажды приехал из никому в столицах неизвестного Мариинска на «Арлекин», национальную премию для спектаклей для детей, и сразу выиграл гран-при…
- Могу точно сказать, что «Арлекин» - это абсолютно честный, альтруистский фестиваль, у которого не так уж много финансовой и информационной поддержки. Я попал туда, просто отправив запись, на первом же для себя «Арлекине» получил гран-при, дальше моя жизнь совершенно изменилась, начались гастроли, приглашения на постановки и фестивали. В 2010 и 2011 году я работал в составе жюри национальной премии. И могу отметить, что это совершенно неподкупный фестиваль. Не было никаких попыток давления со стороны. В жюри были разные люди, из драматического, кукольного, музыкального театра, критики и актеры, практики и теоретики. Возникали разные мнения, нам было о чем поговорить, чтобы в спорах родилась какая-то истина. Не было раздачи слонов, страха кого-то обидеть или желания кого-то унизить и растоптать.

- Многие сегодня говорят о кризисе детского театра, не могу не спросить об этом у тебя, как у постоянного участника «Арлекина».
- С детским театром действительно плохо. Другое дело - по каким причинам. Многие хотят заниматься высоким искусством, и думают, для детей оно невозможно. Спектакли на матах, ходить по сцене без штанов – это серьезно, а воспитывать зрителя это неинтересно. Дело точно не в финансовых вопросах, и не в том, что нет хорошей детской драматургии (хотя ее действительно нет). Главное - нежелание. На последнем «Арлекине» я видел два спектакля, созданных без материальной базы. Один – это «Беовульф» датского театра, его играют с садовой лейкой, даже без фонограммы, и зал в восторге. Это ли не великое искусство, из ничего сделать все? Второй спектакль РАМТа, «Как кот гулял, где ему вздумается» (он и получил гран-при). Спектакль сыгран с какими-то тряпками, актеры освещают себя простыми фонариками, сами поют… Эти примеры показывают - отсутствие денег и драматургии решаемо. Денег много не понадобилось, а драматургия – РАМТ взял Киплинга, это не пьеса, а датчане – саксонскую мрачную легенду, которую смешно пересказали своими словами. Значит, некоторым театрам просто не хватает любви к детям, чтобы делать для них хорошие спектакли.

- Твоему театру в этом году 20 лет, создано столько спектаклей… Не кончаются ли с годами идеи?
- Я сам удивляюсь - у меня в конце каждого сезона ощущение, что мы сделали все возможное в своей творческой жизни.. Но потом порою легко, на одном дыхании, а иногда после экспериментов и долгих поисков рождается новый спектакль. Как-то Бог дает, что-то приходит - идеи, формы, и меньше их не становится, иной раз напротив, не знаешь, за что хвататься, что делать в первую очередь. И большое значение имеют фестивали - ездишь, видишь другие яркие, интересные работы и начинается хорошая зависть: «Они сделали, а я нет». Это вдохновляет на что-то новое. Пока есть новые впечатления, количество идей не убывает.

- А у тебя вообще есть что-то, без чего ты не сможешь творить? Что тебе точно нужно для нового спектакля?
- Точно знаю, чего не надо - суета бумажная, административная, ее приходится терпеть ради самой возможности заниматься театром. Лишние эмоции, которые возникают, когда я вижу извращенства этой жизни хоть в театре, хоть в политике. Очень неблагодатно отсутствие новых впечатлений. Летом нужна природа, горы, водоемы… Не пляж, а дикие озера, горы, природа, как она есть. Надышаться, наполниться, и потом это раздавать со сцены. Когда этого нет, то тоскливее, в городах зарядиться нечем. Но, опять-таки, лишите меня этого, я все равно найду лазейки. Главное - было бы стремление и силы, а их ты только сам себя можешь лишить.

Текст: Мария Симонова

Фото: Сергей Гулида