Андрей Орловский: «У поэтов нет памяти»

Он обрушивается на слушателей своими эмоциональными, яркими, путанными и обжигающими эссе. Он принципиально не хочет быть похож на «обычных» поэтов, пафос «классических» творческих вечеров вызывает у него отвращение.

Он постоянно повторяет, как не любит журналистов, поэтому задавать ему вопросов совершенно не хочется, и при этом общается со зрителями так, словно в зале сидят «свои».

Он очень молод и талантлив.

Андрей Орловский, поэт, родившийся в Одессе, а последнее время, по собственным словам, живущий в поездах, посетил Томск в рамках тура в поддержку своей третьей книги «Искренность». И поведал, как ему удается издавать книги, почему у поэтов нет памяти, и зачем он пишет стихи.

!cut

Ты рассказывал, что любишь придумывать городам поэтические метафоры. Какая, на твой взгляд, подойдет Томску?

— У него нет метафоры, я пока его почти не видел. Успел только понять, что город старый — это для меня важно. Это не Новосибирск, не Челябинск! У меня недавно появилась точная классификация городов, я научился в них разбираться. Первый пункт для меня - это название города. Из него можно вынести пол и характер. Петербург, например, мужчина лет 40, бледный. Одесса – девочка в летнем платье, легкая, потрясающая. А второй важный для меня момент – города, которых не коснулась война, отличаются от тех, где она побывала. Где ее не было, там сохранилась традиция украшать дома: флигели, резьба, шпили. Где шла война, этого уже нет. И третий пункт — это вода. Когда приходишь на берег, то видишь душу города. В Петербурге понимаешь, что характер города — сталь. Так вот, Томск пока я чувствую как мужчину, дореволюционного студента-курсанта, с усиками и в кителе.
 
На твою презентацию собралось совсем немного зрителей. Тебя не смущают подобные ситуации?

— Какая разница сколько? От количества людей форма моего монолога не изменилась. Раньше мне, конечно, хотелось поорать в зал, получить аплодисменты. Чувствовал себя прямо рок-звездой! А однажды у меня случилось выступление всего для двоих. Мы четыре часа общались. Они теперь проводят фестивали и меня зовут. Это мы тогда зерно в почву бросили, оно проросло…

На твое настроение влияют какие-нибудь внешние факторы?

— Да. Вот в Томске у меня сначала было плохое настроение, но потом я зашел на ярмарку, что возле моей гостиницы, и купил там себе носки! Это меня очень порадовало! Носки не шерстяные, обычные. В Томске холодно, но я-то после концерта улетаю в Москву, где солнце. Вообще на меня очень многое влияет. Когда зрители молчат, не отвечают на мои вопросы, меня бесит. У меня много пунктиков.


 
Тебе необходимо вдохновение?

— Слово «вдохновение» мне не нравится. Оно фонетически мягкое. Никогда не верил, что из него может родиться стихотворение. Долго искал подходящее слово. И нашел. Это «искра»! Отличие писателя от неписателя в том, что первый хочет видеть искру, а второй не хочет. Как-то я шел по Одессе, рядом человек говорил по телефону и вдруг начал орать: «Что ты о себе думаешь? Как будто ничего не произошло!». И я понимаю: вот оно! Как будто ничего не произошло! Поэты концентрируются на «здесь и сейчас», поэтому у них нет памяти.

В том, как ты ведешь себя на сцене на своих презентациях, есть момент игры, или делаешь это искренне?

— Разве не видно?!

Может, ты так тонко играешь.

— Мне всегда был неприятен театр. Не думаю, что я играю, и на сцене отличаюсь от самого себя в жизни. Хотя со стороны виднее.

Ты читаешь эссе по памяти. Неужели в книге они записаны слово в слово?

— Я всегда считал стыдным выступать с листочком. Если ты стихи пережил, то должен за них отвечать, ты их помнишь. Они в твою кровь впитались. С эссе ситуация была такая — я не понимал, как их читать. Первые разы выходил на сцену с книгой. А через два выступления понял, что они не нужны. Если говорить о тезисах, то все как в книге. Но, конечно, я делаю какие-то отступления, иногда другие истории рассказываю. И в книге все оформлено более грамотно, чем когда я читаю на сцене.

А маты в книге тоже есть?

— Я заставлял себя быть попроще. Первый вариант книги мне не понравился из-за обилия мата. Но он не ради того, чтобы сделать выступление более острым. Я просто так разговариваю. Если начну следить за собой, начнутся другие мысли. В итоге я не смогу читать. В книге мата меньше. Но он есть! Издатель пытался его убрать, но я не дался.

Как вы относитесь к российскому закону, с 1 июня официально запрещающему маты на сцене?

— Надо же! Появился такой закон? Я и не знал. Как интересно! Но еще есть пара дней до его вступления в силу. Когда появится проблема, буду решать. И у меня уже давно напряженные отношения с украинской и русской властью. А с Белоруссией все еще хуже: там у меня уже 10 концертов сорвалось. Просто были у меня свои небольшие эссе о ситуации в этой стране.

Если говорить о политике, то что сейчас в твоей родной Одессе на самом деле происходит? И можно ли туда ездить?

— Все  успокоилось. Жара, солнце, люди купаются. Безусловно, можно ехать. Туда всегда можно ехать, кроме 2 мая 2014 года… Но теперь это позади.

Правда, что у тебя есть эссе про Путина?

— Есть эссе «Дело всеобщей фальши». Это о моем взаимоотношении с социумом. Мне сложно жить, как вы можете заметить по мне. Основная идея эссе - мне всегда казалось, что нас держит пирамида. Ее верхний уровень - вежливость, умение поддержать разговор. На втором уровне находится то, что мы действительно чувствуем, думаем, можем сказать только родным и близким. На третьем — то, ради чего человек может бросить все немедленно и поспешить к поманившей его звезде недосягаемой мечты. Это уровень действия. А на четвертом уровне - самое важное, что есть у человека: призвание, страсть, истинная любовь, наши комплексы. Они все внизу спрятаны. Понять свои пределы, возможности, победить тело, разобраться с душой можно, только когда доберешься до основания пирамиды. Я начинаю разрушать слои этой пирамиды. Говорю то, что думаю, и мышление стало более простым, прямолинейным. Уже до третьего уровня докопался. И у меня получается!

А как у тебя получается издавать книги? «Искренность» - уже третья.

— Мне всегда казалось, что за книгоиздание платить стыдно. Первая книга вышла благодаря тому, что я читал стихи в подземном переходе. Я стеснялся читать публично, мне было сложно выступать, и чтобы прогнать этот страх я стал каждый день выходить и читать в переходах в Одессе и в Херсоне по 3-4 часа. Как-то ко мне подошла женщина и говорит: «Приходи к нам на фестиваль!». И я принял в нем участие. Оттуда начались мои проблемы с литературой. Все участники показались мне такими некрасивыми. Я же всегда был эллин по своей природе, считал, что за красотой физической - краса души. И вот выходили некрасивые люди, читали стихи. Когда я вышел на сцену, то попросил отключить свет  в зале, и 10 минут орал текст. Спустился. Ко мне подошла женщина, сказала: «Давай, мы тебе книгу издадим». Я согласился. Презентацию устроил в подземном переходе. Общий тираж книги вышел 1 тысяча экземпляров, помогали разные люди. Но потом я ее сжег, поскольку перечитал и понял: стихи очень плохие, ахинея какая-то, так, попытки почувствовать ритм. Всего 20-30 книг осталось, остальные я спалил.

В 2010 году в Харькове вышла моя вторая книга. Шел фестиваль «Овал», участвовали 56 авторов. Я его нечаянно выиграл. И мне за это дали деньги на издание второй книги. От нее я уже не отказываюсь, она интересная, хотя переиздавать ее пока не хочу. А «Искренность» появилась после фестиваля «Мцыри» в Москве в 2012 году. Я там тоже что-то выиграл, не помню, что именно, вероятно, гран-при. И мне ее издали! Правда, мы решили делать книгу в твердой обложке, по гранту же полагалось в мягкой. Но я к ней уже не так легкомысленно относился, долго писал ее, не мог позволить мягкую. И мои друзья скинулись, чтобы выпустить ее в твердом переплете. Что дальше будет, я пока не представляю. В фестивалях перестал участвовать. Все это литературная солянка! На третьем участнике ты не помнишь, что читал. А роль поэта не такая.

Ты жалуешься в своих эссе на поколение испорченного вкуса. С ним можно что-то сделать?

— Да. Преподавателей литературы надо взять в жесткий оборот. У меня много знакомых работало преподавателями, но после того, как я побывал у них на уроках, то перестал с ними общаться. Они совершенно не заинтересованы в своем деле, но за него берутся.

Еще нужен грамотный отбор на всех литературных фестивалях. 60 фестивалей проводятся в России, Украине и Белоруссии. А действительно достойных авторов всего 20. Когда на всех 60 фестивалях будут звучать только эти 20 имен, то что-то изменится! У нас на Украине существовала творческая организация «Бритва». Мы занимались радикальными вещами. Первые три года к нам приходило всего по 15 человек, а на четвертый год мы собирали по 500 на каждое мероприятие. Мы не приглашали выступать ни одного человека, у которого есть имя, известность, но чьи произведения мы считали глупыми, фальшивыми, неправильными. У нас была концептуальная организация. Уверен, только при таком подходе можно чего-то добиться. Хотя говорить за всю русскую литературу - это не в моей компетенции. Я лучше буду следующую книгу делать. Ночью в автобусе позавчера меня прорвало. Но пока больше ничего не расскажу.

Зачем ты пишешь стихи?

— Пять лет назад у меня было выступление в одесском клубе. Я читал стихи. Посреди одного из них встал парень и спросил меня: «Зачем ты пишешь стихи?». Я тогда не знал. Он выругался и ушел, сказал потом: «Ты пустышка, пока не знаешь, зачем пишешь». Теперь этот человек - мой друг. Первые три года я писал стихи, не понимая, зачем. А потом однажды в Харькове впервые появилась искра, и я ответил себе на этот вопрос. К примеру, в Уфе выступал перед 18-летними. А под Одессой перед людьми за 40. Я понял: читаю свои простые вещи и когда их слушает и 17-летняя девушка, и 40-летний сантехник, то они чувствуют что-то похожее, хотя лично и не знакомы со мной. Они становятся ближе.

Поэзия – это духовная коммуникация. Недавно я понял, что ее можно выразить и на физическом уровне. Теперь предлагаю тем, кто был на моих выступлениях и хочет дальше со мной общаться, помогать, поддерживать, присылать мне Вконтакте сообщение с одним словом – названием города. Я всех этих людей объединяю в общую беседу. Я в Донецке создал такой диалог, кинул только слово «Привет». Люди там меня давно не вспоминают. Зато они дружат, ходят вместе в театр, общаются.

Текст: Мария Симонова
Фото: Владимир Дударев